Настанет период, когда тяжелый диагноз не будет поводом отказа от полноценной жизни…
Я помню, как в 1992 году неслась, рыдая среди ночи на улицу, в телефонную будку, чтобы вызвать скорую больному дедушке, с которым жила в одной квартире. Было холодно, я торопилась, просто дубленка сверху на ночнушку, благо телефонный аппарат был на углу нашего дома.
Скорая приехала, а дедушку на носилках спускать некому. В доме, в подъезде, такие же старички и старушки, как он. Спасибо вселенной, в квартире напротив снимали комнату у старушки таджики. Я прилипла к звонку этой квартиры. Мужчины вышли, помогли. Были предельно вежливы, моего дедушку называли отцом. Я поехала с дедушкой в машине скорой помощи в больницу. Скорая передала нас врачам и уехала. Но его там никто не принял, обезболить отказались.
– А что вы хотите, у него рак легкого, возраст, знаете ли, 96 лет, дай бог каждому, пожил ваш дедушка, мы бессильны помочь.
– И правда, что я хотела? Я хотела, всего-то хотела, чтобы ему сняли боли.
– Легкое не болит, – сказала мне врач, – у него там нечему болеть, он сам себе все придумал.
А я валилась с ног, потому что это была четвертая бессонная ночь, а утором надо на работу. А еще, дедушку надо как-то увезти домой. Не было тогда всех этих приложений, не было сотовых, чтобы вызвать такси, ни чего не было. Да и он не дойдет до машины сам. Выхожу на дорогу, ловлю такси, прошу водителя помочь не только перегрузить дедушку с каталки в машину, но и дома, поднять на 3 этаж, снова выручают ребята-таджики. Намучившись от боли и маяты, дедушка засыпает. На часах четвертый час утра. Я пью крепкий мерзкий растворимый кофе на кухне и реву. Реву белугой, моя нервная система на пределе.
Ад этой ночи, то что врач спокойно сказала дедушке диагноз, о котором он не знал. Мы знали, но не говорили, потому что в его возрасте никакое лечение тогда, в те годы, было уже невозможно: ни химия, ни операция. Лечащий врач, когда его выписывал, специально в выписке написал все по латыни, чтобы пожилой человек не знал и не боялся страшного диагноза. Каждый раз, когда у него начинало болеть в груди, он считал, что это «грудная жаба». Шутил, что у него болезнь Дзержинского. Я делала горячую грелку, разговаривала полночи с ним, боль под утро утихала. Если было совсем сложно, вызывала скорую.
Скорая нас уже знала, поэтому не торопилась. В прихожей, встречая врачей, я говорила настоящий диагноз, и предупреждала, что больной о нем не знает, ставили легкое обезболивающее и уезжали. А потом и оно перестало помогать, а более сильного нам никто не выписывал и что это возможно, тогда, в начале 90-х, мы и не знали. Я была совершенно измотана бессонными ночами. Мы и везли в больницу, чтобы сделать более сильный препарат, которого нет у скорой. Не важно лежачий-сидячий серьезное обезболивание только в больнице и еще сто раз подумают делать или нет. Почему боли обостряются именно ночью? Кто и на что испытывает родственников тяжелобольных и самих больных? С раком легкого дедушка прожил еще 3 года.
С тех пор прошло 30 лет. Теперь у каждого есть сотовый телефон- можно вызвать хоть кого в любое время. Скорая может обезболить на дому, если ты паллиативный больной и у тебя есть назначение врача паллиативной помощи. Да, с транспортировкой лежачих больных все такой же затык, но я знаю, что этот вопрос решается на уровне правительства, его постоянно озвучивают все паллиативные службы – верю, что и он решится. Устроить больного родственника в учреждение социального обслуживания, хоспис, койку сестринского ухода, чтобы дать родственникам «передышку» уже не зазорно. Сложно, мест мало, но уже есть программа «передышка» от двух недель до 45 дней. Однозначно, жизнь не стоит на месте. Я сама вижу эти изменения за 30 лет. Медленно, очень медленно.
«Небываемое бывает» (Петр 1) Я искренне верю, что настанет период, когда тяжелый диагноз не будет поводом отказа от полноценной жизни не только больного, но и его близких.
Именно, пройдя весь этот путь сама я понимаю значимость каждой, даже минимальной поддержки. Если бы тогда, 30 лет назад, мне кто-нибудь предложил помочь помыть дедушку в ванне! Он ведь был в полном сознании и ему было безумно неудобно, что его моет внучка. Он сидел в ванне на табуреточке, весь сжавшись, как маленький беспомощный зайчик, стыдно, неудобно, унизительно, а мыться надо. Как я мучилась с его ногтями на ногах, которые не брал ни один мой маникюрный набор.
Жизнь – хрупкая штука, но она стоит того, чтобы о ней заботиться. Работа выездных бригад «Феникса» это про жизнь.
За октябрь сотрудниками и волонтерами выездных бригад было выполнено 1517 заявок. Они работали не только в Красноярске, но и в 5 соседних территориях. Они делают все, чтобы «небываемое» стало легко доступным, комфортным, удобным. Чтобы жизнь продолжалась несмотря на диагноз.
Выездные бригады “Феникса” оказывают медико-социальную помощь и психологическую поддержку тяжелобольным гражданам и их родственникам на дому, реализуя проект “PRO жизнь”, который получил поддержку Фонда президентских грантов.